По иронии судьбы Владимиру Ленину помогли врачи Боткинской больницы. После покушения эсерки Фанни Каплан лидер большевиков жил с двумя пулями в теле. Одну из них, застрявшую в левом плече, извлекли в больнице, построенной в 1910 году на деньги друга семьи Боткиных. После революции ее назвали в честь отца Евгения Боткина — известного московского терапевта Сергея Боткина.
Медики Боткины
Прадед и дед Евгения Сергеевича Боткина были купцами, сделавшими состояние на текстильном производстве и поставках чая из Китая и Англии. В Кяхте и Лондоне у них работали собственные закупочные конторы. Доходы от торговли позволяли вкладываться в образование детей.
Благодаря отцовским деньгам Сергей Боткин после Крымской войны стажировался в клиниках Берлина, Вены и Парижа. В Москве он стал профессором Императорской медико-хирургической академии. Среди пациентов, которых доктор консультировал на дому, было много известных людей. «Я еще не умел ни писать, ни читать, когда сидел на коленях Тургенева и слушал, как Некрасов читал в кабинете моего отца свои последние стихотворения», — вспоминал его сын Петр, ставший позже дипломатом.
Лев Толстой уверял, что лекарства, которые больные безуспешно принимали годами, давали результат после назначений Боткина.
Ради медицины Евгений Боткин отказался от карьеры математика. Он перевелся из Петербургского университета в Военно-медицинскую академию, окончил ее с отличием в 1889 году и начал работать в Мариинской больнице для бедных — поочередно в терапевтическом, изоляторном и хирургическом отделениях. Одновременно с клинической практикой, которая помогла ему приобрести опыт лечащего врача, Боткин занимался научными исследованиями в иммунологии. Его интересовали защитные свойства ферментов крови. Диссертацию на соискание степени доктора медицины «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма» Боткин посвятил отцу. После защиты, где его оппонентом был физиолог Иван Павлов (тот самый лауреат Нобелевской премии, который ставил опыты на собаках), Боткин три года стажировался в университетских больницах Гейдельберга и Берлина.
В 25 лет он женился на дочери потомственного дворянина Ольге Мануйловой. В их семье было четверо детей — Дмитрий, Юрий, Татьяна и Глеб.
Письма с передовой
С началом войны между Россией и Японией за контроль над Маньчжурией, Кореей и Желтым морем Евгений Боткин ушел на фронт добровольцем. Российский Красный Крест назначил его помощником главного уполномоченного по медицинской части, ответственного за работу госпиталей.
В одном из первых боев под Вафангоу Боткин заменил попавшего под обстрел фельдшера и вместе с санитарами выносил с поле боя раненых. Обо всем, что с ним происходило, Боткин рассказывал жене в письмах, по которым можно увидеть, как менялись его настроения.
«Усадьба, которую занимает госпиталь, пресимпатичный и преуютный уголок, который летом будет, вероятно, обворожительно мил и красив, да и теперь даже красив, — рассказывает Боткин в марте 1904 года. — Здесь настоящая весна, воздух чудный. Ведь Ляоян — на широте Неаполя».
Шесть месяцев спустя его мысли заняты другим.
«Я невыразимо устал душой. Она, кажется, вся изболела у меня, — признается Боткин. — Капля по капле истекало сердце мое, и скоро у меня его не будет: я буду равнодушно проходить мимо искалеченных, израненных, голодных, иззябших братьев моих, буду считать привычным и правильным то, что еще вчера переворачивало всю душу мою. Чувствую, как она постепенно умирает во мне».
Домой Боткин вернулся с шестью боевыми орденами. По отзывам, его книга «Свет и тени русско-японской войны 1904–05 гг.», составленная из писем жене и дневниковых записей, попала в руки императрице и произвела на нее впечатление. Два года спустя, когда умер лейб-медик Густав Гирш, супругу Николая II спросили, кого она хочет видеть на этом посту. Александра Федоровна ответила: «Боткина, который был на войне».
Боткину, тогда — главному врачу Санкт-Петербургской общины сестер милосердия в честь святого Георгия, предложили новую должность. В этом тоже была преемственность — его отец Сергей Боткин служил лейб-медиком при семье Александра II и настоял на отмене этикета при медицинском осмотре. Его предшественники видели монарших особ только одетыми. Боткин-старший убедил царицу, что для осмотра ей нужно раздеться или хотя бы расстегнуть блузку.
Личные обстоятельства
Новый лейб-медик Высочайшего двора Евгений Боткин приступил к обязанностям 13 апреля 1908 года. Из Санкт-Петербурга его семья переехала в Царское Село, где им выделили дом на Садовой улице. По соседству жили дворцовый комендант и начальник дворцовой полиции. Помимо собственной прислуги, у Боткиных появились два лакея, которые мыли окна и натирали паркет. Мебель, посуду, столовое серебро и белье предоставил двор. Старшие сыновья — Дмитрий и Юрий — стали учениками Царскосельского лицея, к Татьяне и Глебу на дом приходили преподаватели — француженка и немка.
К девяти утра Боткин отправлялся в Александровский дворец. Его главными пациентами были Александра Федоровна и цесаревич Алексей. Царица страдала сердечными заболеваниями, у наследника случались приступы гемофилии (его диагноз был государственной тайной). После утренних визитов лейб-медик ехал в Петербург, в общество Красного Креста, вечером снова был во дворце для вечернего осмотра. Домой возвращался к ужину. Особенно не хватало его внимания младшим Татьяне и Глебу.
По словам Татьяны, жизнь при дворе казалась ее матери скучной, заводить друзей она не умела, гости в доме бывали редко. Летом 1909 года царская семья много путешествовала, и большую часть времени Боткин отсутствовал. «Мать все больше поддавалась грусти и горьким мыслям, — вспоминала Татьяна позже. — Привязанность отца к царской семье ее глубоко ранила. Она чувствовала себя отключенной, как будто ее лишали той части любви, которая была так необходима ей самой. Занятая своими собственными проблемами, она не хотела понять проблем отца».
Летом 1910 года старшим братьям наняли учителя из Риги — студента Фридриха Лихингера. Боткин тем временем путешествовал с царской семьей — домашние расстались с ним на пять месяцев. В ноябре, когда отец вернулся, дети заметили, что он стал спать на диване в кабинете. Перед Новым годом Боткин собрал их и объяснил — они с женой расстаются. Ольга решила уйти к Лихингеру, который был на 20 лет ее моложе. Дети заверили, что остаются с ним. Младшим это решение далось непросто: Татьяне было 12 лет, Глебу — 10.
Получив развод, Ольга уехала с учителем в Ригу, а затем — в Берлин, где у них родился ребенок. Расставшись с женой, Боткин собирался подать в отставку, но царица его отговорила. «Ваш развод ничего не меняет в нашем доверии к вам, — сказала она. — Тем более что вы — не единственный разведенный при дворе».
По словам Татьяны, имя матери в семье больше не упоминали.
Раненые и погибшие
Весной 1913 года в Царском селе отложили торжества по поводу 300-летия дома Романовых из-за болезни Великой княжны Татьяны — у нее был тиф. Когда пациентке стало лучше, с высокой температурой слег Евгений Боткин. Его брат Петр, военный медик и капитан 2-го ранга в отставке, которого дети позвали на помощь, опасался, что больной не справится с инфекцией из-за сердечной слабости и общего истощения организма. По словам дочери, врачи вытащили Боткина с того света. Николай II настоял, чтобы лейб-медик взял отпуск и отправился с младшими детьми в Европу.
Это был последний мирный год.
В августе 1914 года с началом Первой мировой войны старшие сыновья Боткина Дмитрий и Юрий ушли на фронт. Вопреки просьбам самого Боткина, считавшего, что на передовой он может реорганизовать санитарную службу, Николай II оставил его при дворе. В своем доме Боткин открыл лазарет для легкораненых — в столовой поставили кровати, в бывшей гостиной жены устроили пост медсестры.
Подобных лазаретов в Царском Селе создали около 30. В самом большом из них, занимавшем часть Екатерининского дворца, медсестрами работали императрица и Великие княжны Ольга и Татьяна.
В декабре с фронта пришло письмо, что Дмитрий убит. Юрию Боткину повезло больше — после ранения и австрийского плена он выжил. Оба сына стали Георгиевскими кавалерами.
В марте 1915 года, когда русские войска заняли Буковину и часть Галиции, Боткин взял дочь с собой в одну из больниц, чтобы проведать знакомого офицера — подпоручика Константина Мельника из 1-го Сибирского стрелкового полка. Немецкая пуля пробила ему печень и легкое. Боткин считал Мельника человеком исключительной храбрости и интеллигентности.
Подпоручик дважды появлялся в доме Боткиных. В конце 1916 года, после сражения под Ковелем, где погибло много русских, он приехал в Царское Село на костылях из-за ранения ноги и остался в домашнем лазарете. «Папа полностью доверял Мельнику, хотя мы мало о нем знали, — писала потом Татьяна Боткина. — В разговорах мы поняли, что он из украинской крестьянской семьи. Когда объявили войну, он пошел простым солдатом и дослужился до подпоручика».
В следующий раз они с Мельником встретятся через два года в Тобольске.
В ссылке под надзором
В марте 1917 года после отречения Николая II от престола брат Евгения Петр Боткин, служивший русским послом в Лиссабоне, пытался выяснить по дипломатическим каналам, готовы ли французы принять царскую чету с детьми. Одновременно люди из Временного правительства вели переговоры с англичанами. Обе страны отказались.
8 марта генерал Лавр Корнилов, командующий Петроградским военным округом, по поручению Временного правительства объявил Александре Федоровне, что царская семья арестована и останется во дворце под охраной. На следующий день из ставки главнокомандующего вернулся Николай II. Боткин считал, что государь нуждается в поддержке, и перебрался в Александровский дворец вслед за ним.
Керенский, возглавлявший тогда Временное правительство, опасался, что монархисты освободят Николая II и начнется контрреволюция. На просьбу Боткина отправить царскую семью в Крым он ответил отказом. Сказал: «Я выбрал для вас город в центральной Сибири. Там холодно, рекомендую взять с собой теплые вещи». Для охраны царя Временное правительство создало отряд специального назначения из трех гвардейских стрелковых полков. Поезд в Тюмень отбыл в начале августа. Кроме Боткина и воспитателя цесаревича Пьера Жильяра сопровождать государя в изгнание согласились еще пять человек. О том, что их везут в Тобольск, сообщили уже в пути.
Семье царя выделили дом бывшего губернатора Тобольска, членам свиты — купеческий дом напротив. Пока помещения ремонтировали и завозили мебель, арестанты две недели жили на пароходе.
Месяцем позже к отцу в Тобольск приехала Татьяна Боткина, а следом за ней — Глеб. Жили они в двух проходных комнатах. Еды, которую отец покупал для них в офицерской столовой, едва хватало, и Боткиным выделили талоны на муку. «Каждые 14 дней мы получали примерно 8 фунтов муки, которую я с трудом тащила домой, отстояв длиннющую очередь среди киргизских и калмыцких крестьян, — писала позже Татьяна. — Впервые в жизни мне пришлось что-то нести самой, даже мои школьные учебники носила горничная, и эти несчастные четыре килограмма казались мне тоннами».
Евгению Боткину разрешили практиковать. Пациентов — крестьян и мелких лавочников — он принимал у себя, после трех часов дня обходил лежачих больных. У других сопровождающих царя такой свободы не было — их прогулки по городу ограничивали одним часом в неделю. Охранники следили, чтобы с приезжими никто не вступал в контакт. Такие меры предосторожности были не лишними — монархисты из Петрограда передавали царской семье деньги и собирались устроить побег. Однажды Александра Федоровна сообщила Боткину, что в Тюмени ждут сигнала офицеры, готовые взять дом губернатора штурмом.
Из этого плана, впрочем, ничего не вышло.
В ноябре 1917 года Боткин получил письмо от Константина Мельника, а в марте 1918 года — второе. Тот писал, что жив и находится недалеко от Тобольска. Боткин, допускавший, что ему придется расстаться с детьми и следовать за царем, куда бы того ни отправили, предложил дочери выйти за Мельника замуж. «Я не требую от тебя обещания, — сказал он, — но если Мельник захочет жениться на тебе, не уклоняйся, возьми его в мужья».
Татьяна ничего не ответила.
Убийство в доме Ипатьева
В Тобольске тем временем распространялись слухи, что тайная организация из трехсот человек готовит побег царской семьи. Большевики, сменившие представителей Временного правительства, ждали посланника из Москвы. В апреле в город прибыл комиссар Яковлев. Николаю II он сообщил, что уполномочен переправить его семью в Москву. Когда выяснилось, что из-за болезни наследник ехать не может, план изменили. По словам Яковлева, теперь речь шла только о царе. Александра Федоровна заявила, что поедет с мужем. Боткин тоже выразил готовность сопровождать царя.
«Но ваши дети останутся одни в чужом городе, занятом большевиками, — сказал ему Николай II. — Что будет с ними?» «Ваше Величество, — ответил Боткин, — мой долг по отношению к вам стоит на первом месте».
Кроме Николая II, царицы и великой княжны Марии в Москву отправились Евгений Боткин и князь Василий Долгоруков. Известий от них долгое время не было. Уже перед Пасхой Татьяна получила от отца письмо, что царь не в Москве, а в Екатеринбурге — в доме Ипатьева.
После отъезда Боткина и членов царской семьи Уралоблсовет прислал в Тобольск комиссара Павла Хохрякова. «Это был бывший моряк, в сущности, неплохой парень, — пишет Татьяна Боткина. — Главным его пороком было пьянство, которому он основательно при первой возможности предавался. Для нас это было преимуществом — когда он напивался, мог, не желая этого, выдать важные секреты».
От Хохрякова они узнали, что Уралоблсовет требует доставить в Екатеринбург цесаревича Алексея и трех княжон. Татьяна хотела уехать с ними, чтобы встретиться с отцом, но сопровождавший — комиссар Родионов — сказал, что арестованных она все равно не увидит.
В дом Ипатьева царских детей доставили 10 мая.
Сохранилось последнее письмо Евгения Боткина, которое он писал ночью 17 июля 1918 года. «Мое добровольное заключение здесь ограничено не столько временем, сколько моим земным существованием. По сути, я мертв — мертв для своих детей — мертв для своей работы, — писал он. — Я без колебаний сделал сиротами своих собственных детей, чтобы выполнить свой врачебный долг до конца».
Закончить ему помешал комендант Яков Юровский, сообщивший, что доктору нужно спуститься вниз вместе с Романовыми и прислугой. По словам Юровского, большевики ожидали нападения на дом Ипатьева и решили эвакуировать всех жильцов.
Около трех ночи пленников собрали в подвале и расстреляли. Тех, кто умер не сразу, добивали штыками. «Доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как будто в позе отдыхающего, револьверным выстрелом я с ним покончил», — рассказывал Юровский позже.
Дети Боткина ничего об этом не знали. Вернувшийся из Екатеринбурга Жильяр сказал только, что камердинер Волков, князь Долгоруков, фрейлина Шнейдер и другие — в тюрьме. Когда колчаковцы заняли Тобольск, Глеб отправился в Екатеринбург и выяснил, что в подвале дома Ипатьева обнаружили кровь и следы от выстрелов.
Дети надеялись все же, что Боткина и царскую семью снова куда-нибудь увезли.
Татьяна и Глеб
Осенью 1918 года Татьяна Боткина по совету отца вышла замуж за Константина Мельника. Тот увез их с Глебом во Владивосток, где командовал заместитель Колчака генерал Хорват.
Здесь брат и сестра расстались и больше никогда не виделись. Глеб перебрался в Японию. Мельникам помогли югославы в память о Сергее Боткине, основавшем сербский Красный Крест. С поддельными документами их отправили в Сербию на английском торговом судне. По пути Татьяне удалось повидать старшего брата Юрия, получившего место в русском консульстве в Каире (позже он уехал в Европу, в 1941 году погиб в Германии, куда его депортировали немцы).
О последних встречах с отцом в Тобольске Татьяна рассказала в «Воспоминаниях о царской семье», опубликованных в 1921 году в Белграде. Через три года семья Мельников переехала во Францию, где супруги расстались. Татьяна с детьми поселилась в Ницце.
Глеб Боткин с 1927 года жил в Америке, окончил в Нью-Йорке частный художественный колледж, работал фотографом-гравером и иллюстратором книг.
В 1927 году он познакомился с Анной Андерсон, выдававшей себя за великую княжну Анастасию, которая чудом избежала смерти в доме Ипатьева. Глеб признал в этой женщине дочь Николая II и много лет помогал ей судиться с родственниками царской семьи. Убедить суд, что Анна Андерсон — Анастасия Романова, ее сторонникам не удалось. Боткин, умерший задолго до окончания тяжбы, ничего об этом не знал. Его рукопись «Потерянные сказки: истории для царских детей», хранившаяся в библиотеке Конгресса США, издали в 1996-м.
Они святые
Представители Русской православной церкви говорили, что исторические ошибки, допущенные Николаем II, не позволяют причислить его к лику святых. Позже они признали — трагедия, случившаяся в Екатеринбурге, делает последнего императора и его близких страстотерпцами, принявшими смерть от политических врагов. Романовых канонизировали в августе 2000 года, а Евгения Боткина — 16 лет спустя. Священники объяснили — РПЦ не располагала сведениями о религиозной жизни и личном благочестии лейб-медика. Чтобы разобраться во всем, потребовалось время.
После Архиерейского собора, решившего прославить Боткина, в московской городской больнице № 57 освятили первый российский храм в его честь. Место для него нашли в одном из кабинетов на втором этаже главного корпуса.
17 июля 2018 года храм во имя святого страстотерпца праведного Евгения врача, рассчитанный на 265 человек, заложили в Академическом микрорайоне Екатеринбурга на территории будущего медицинского кластера. У кластера три якорных участника: Уральский госмедуниверситет (УГМУ), Уральский НИИ ОММ и Технопарк «Академический», призванный создавать высокотехнологичные предприятия — медицинские и фармацевтические. Инициатором создания кластера выступил ключевой девелопер района — АО СЗ «РСГ-Академическое» (входит в ГК «КОРТРОС»).
То, что храм возведут на территории медицинского кластера, символично — канонизации Евгения Боткина много лет добивалось врачебное сообщество.
По словам протоиерея Алексия Кульберга, на Урале особое отношение к Боткину, как и к трем царским слугам, пострадавшим вместе с царской семьей. Это запечатлено в интерьере. В южной апсиде Храма-на-Крови, который возвели на месте дома Ипатьева, можно увидеть памятные доски с именами императора, царицы и их детей, а на противоположной, северной апсиде — памятные доски с именами слуг.
Теперь в честь Боткина построят еще один храм.
Текст: Михаил Старков, 66.RU
